Духовные основы китайской цивилизации

 
 
Из сохранившихся до наших дней древнейших мировых культур наиболее отличные друг от друга – западная (европейско-средиземноморская по своему происхождению) в китайская. Их взаимная полярность имеет очень глубокие антропологические, а не только социальные и историко-культурные корни, выражаясь в различии психотипов («левополушарного», алфавитного, аналитичного и «правополушарного», иероглифического, синтетичного) и, возможно, отражая разные варианты сапиентации человека в двух разных и достаточно удаленных друг от друга точках Земного шара. Китайский вариант – это предельно развитая культурная позиция здравомыслящего и социализованного «нормального» человека, по выраженшо Тейяр де Шардена, «бесконечно усложненный неолит»; западный – парадоксальное отклонение от «нормы», своего рода «извращение ума», основанное на «стремлении к невозможному» и «вере в абсурдное». Корни этой идеологии уходят в древний индоевропейский обычай сожжения, т.е. полной дематериализации, самого дорогого для человека – его почивших предков, что находится в разительном контрасте с древнеегипетским и китайским культом тел умерших.
 
Формирование европейской цивилизации было обусловлено рядом уникальных и неповторимых событий («греческое чудо», рождение капитализма, научно-техническая революция) и соответственно самоосмыслялось с помощью линейной концепции времени и признания таких абсолютно уникальных актов исторической драмы, как Боговоплощение или Второе пришествие. Напротив, китайская цивилизация развивалась циклически и самоосмыслялась в терминах теории «вечного возвращения на круги своя».
 
В европейском экстрасенсуальном и сверхрассудочном мировоззрении, будь то платоническая философия, христианская теология или научная теория, происходит трансцендирующее удвоение мира в его идеальной конструкции. Для китайского же сенсуалистического и рассудочного натурализма мир един и неделим, в нем все имманентно и ничто, включая самые тонкие божественные сущности, не трансцендентно. В идеальном мире западного человека действуют абстрактные логические законы, в натуралистическом мире китайца – классификационные структуры, здесь место логики занимает нумерология. Социальным следствием подобного «здравомыслия» стало то, что в Китае философия всегда была царицей наук и никогда не становилась служанкой богословия.
 
Специфику китайской классической философии в содержательном аспекте определяет прежде всего господство натурализма и отсутствие развитых идеалистических теорий типа платонизма или неоплатонизма (и тем более классического европейского идеализма нового времени), а в методологическом аспекте – отсутствие такого универсального общефилософского и общенаучного органона, как формальная логика (что является прямым следствием неразвитости идеализма). Речь идет именно о натурализме, а не о материализме потому, что по­следний коррелятивен идеализму и вне этой корреляции термин «материализм» утрачивает научный смысл. Само понятие материи европейская философия получила из недр платоновскою идеализма (а термин «идея» – из демокритовского материализма).
 
Исследователи китайской философии часто усматривают понятие идеального в категории у – «отсутствие/небытие» (особенно у даосов) или ли – «принцип/резон» (особенно у неоконфуцианцев). Однако у в лучшем случае может обозначать некоторый аналог платоновско-аристотелевской материи как чистой возможности (актуального небытия), а ли выражает идею упорядочивающей структуры (закономерности или «законного места»), имманентно присущей каждой отдельной вещи и лишенной трансцендентного характера. В классической китайской философии, не вырабо­тавшей понятия идеального как такового (идеи, эйдоса, формы форм, трансцендентного божества), отсутствовала не только «линия Платона», но и «линия Демокрита», поскольку богатая традиция материалистической мысли не формировалась в теоретически осмысленном противопоставлении ясно выражен­ному идеализму и самостоятельно вообще не породила атомистики. Все это свидетельствует о несомненном господстве в класси­ческой китайской философии натурализма, типологически схожего с досократическим философствованием в Древней Греции, но несопоставимо более сложного благодаря многовековому последовательному развитию.
 
Одним из следствий общеметодологической роли логики в Европе стало обретение философскими категориями прежде всего логического смысла, генетически восходящего к грамматическим моделям древнегреческого языка. Сам термин «категория» подразумевает «вы­сказываемое», «утверждаемое» (catēgoreō). Китайские аналоги категории, генетически восходя к мифическим представлениям, образам гадательной практики и хозяйственно-упорядочивающей деятельности, обрели прежде всего натурфилософский смысл и использовались в качестве классификационных матриц, например: двоичная – инь-ян, или лян и – «двоица образов»; троичная – тянь, жэнь, ди – «небо, чело­век, земля», или сань цай – «три материала»; пятеричная – у син– «пять элементов». Современный китайский термин «категория» (фаньчоу) имеет нумерологическую этимологию, происходя от обозначения квадратного девятиклеточного (9 чоу) построения (по модели магиче­ского квадрата 3 на 3 – ло шу), на котором основан общеметодологи­ческий текст Хун фань («Величественный образец»), входящий в состав одного из первейших произведений китайской классики – Шу цзина («Канон писаний»).
 
Место науки логики (первой подлинной науки в Европе; второй была дедуктивная геометрия, поскольку Евклид следовал за Аристотелем) как всеобщей познавательной модели (органона) в Китае занимала так называемая нумерология (сян шу чжи сюэ), т.е. формализованная теоретическая система, элементами которой являются математические или математикообразные объекты – числовые комплексы и геометри­ческие структуры, связанные, однако, между собой главным образом не по законам математики, а как-то иначе – символически, ассоциативно, фактуально, эстетически, мнемонически, суггестивно. Древнейшие и ставшие каноническими формы самоосмысления общепознавательной методологии китайской классической философии были реализованы, с одной стороны, в нумерологии Чжоу и («Чжоуские перемены», или И цзин «Канон перемен»), Хун фаня, Тай сюань цзина («Канон Великой тайны»), а с другой – в протологике Мо-цзы, Гунсунь Лун-цзы, Сюнь-цзы.
 
Фундамент китайской нумерологии составляют три типа объек­тов, каждый из которых представлен двумя разновидностями: 1) «символы» – а) триграммы, б) гексаграммы (гуа); 2) «числа» – а) хэ ту («магический крест»), б) ло шу; 3) главные онтологические ипостаси «символов» и «чисел» – а) инь ян (темное и светлое), б) у син (пять элементов). Сама эта система нумерологизирована, поскольку построе­на на двух исходных нумерологических числах – 3 и 2.
 
В ней отражены все три главных вида графической символиза­ции, использовавшиеся в традиционной китайской  культуре: 1) «символы» – геометрические формы, 2) «числа» – цифры , 3) инь-ян, у-син – иероглифы. Объясняется указанный факт архаическим происхожде­нием китайской нумерологии, которая уже с незапамятных времен не­сла культуромоделирующую функцию. Древнейшими образцами ки­тайской письменности являются предельно нумерологизированные надписи на гадательных костях. Поэтому и в дальнейшем канонические тексты создавались по нумерологическим стандартам. Так в сугубо традиционалистском обществе наиболее значимые идеи неразрывно срастались со знаковыми клише, в которых были строго установлены состав, количество и пространственное расположение иероглифов или любых других графических символов.
 
За свою долгую историю нумерологические структуры в Китае достигли высокой степени формализации. Именно это обстоятельство сыграло решающую роль в победе китайской нумерологии над протологикой, поскольку последняя не стала ни формальной, ни формализованной, а потому не обладала качествами удобного и компактного методологического инструмента (органона). Противоположный исход аналогичной борьбы в Европе с этой точки зрения объясняется тем, что здесь логика с самого рождения строилась как силлогистика, т.е. формальное и формализованное исчисление, а нумерология (аритмология, арифмосемиотика, или структурология) и в своем зрелом состоянии предавалась полной содержательной свободе, т.е. методологически неприемлемому произволу (см., например, Ямвлих. Теологумены арифметики).
 
Китайская протологика одновременно противостояла нумерологии и сильно зависела от нее. В частности, находясь под воздействием нумерологического понятийного аппарата, в котором понятие «противоречие» («контрадикторность») было растворено в понятии «противоположность» («контрарность»), протологическая мысль не сумела терминологически разграничить «противоречие» и «противоположность». Это, в свою очередь, самым существенным образом сказалось на ха­рактере китайской прото­логики и диалектики, так как и логическое и диалектическое определяются через отношение к противоречию.
 
Центральная гносеологическая процедура – обобщение в нумерологии и нумерологизированной протологике – имела характер «генерализации» (гун) и была основана на количественном упорядочении объектов и ценностно-нормативном выделении из них главного – репрезентанта – без логического отвлечения совокупности идеальных признаков, присущих всему данному классу объектов.
 
Генерализация имела сущностную взаимосвязь с аксиологичностью и нормативностью всего понятийного аппарата классической ки­тайской философии, что обусловило такие фундаментальные особен­ности пос­ледней, как беллетризованность и текстологическую каноносообразность.
 
В китайской философии нумерология возобладала при теоретической неразработанности оппозиции «логика–диалектика», недифференцирован­ности материалистических и идеалистических тенденций и общем господстве комбинаторно-классификационного натурализма, отсутствии логизирующего идеализма, а также консервации символической многозначности философской терминологии и ценно­стно-нормативной иерархии понятий.
 
К началу XXI в. вопреки недавним пророчествам о «конце истории» и триумфальном шествии западной культуры по всему миру выяснилось, что принципиально иные мировоззренческие модели не только продолжают успешно существовать в своих исконных ареалах, но и активно проникают на Запад. Наиболее радикальную и развитую альтернативу угасающей «фаустовской душе» ныне предлагает вчера казавшийся колоссом на глиняных ногах Китай. Вместо идеалистического умерщвления или, по край­ней мере, стыдливого сокрытия живой плоти в XX в. Запад переключился на ее демонстративное культивирование и ублажение, что соответствует фундаментальным принципам телесно-ориентированных китайцев, изобретших алхимию как учение о «философском камне» и «эликсире бессмертия» (киновари-дань), т.е. макробиотику, занимавшуюся прежде всего продлением жизни, и направленные к той же цели эротологию, диетологию и т.п. Постхристианский секуляризировавшийся Запад преисполнился тем же рационалистическим натурализмом.
 
Центр тяжести современной западной культуры переместился из «левополушарной» области идей, выраженных алфавитными текстами, в «правополушарную» область визуальных образов, весьма напоминающую тотальный визуализм эстетизированной китайской иероглифики. Сами теоретические основы информационной революции XX в. весьма китаистичны. Приведшая к созданию компьютерной техники двоичная арифметика, по признанию ее творца Лейбница, типологически (а может быть, и генетически) идентична нумерологической системе гуа (три-, гексаграмм), составляющей ядро китайской «книги книг» Чжоу и.
 
Все вышеизложенное позволяет видеть в Китае и в целом в синической цивилизации не только перспективного претендента на веду­щую роль в грядущем раскладе геополитических сил, но и мощного носителя чудесным образом приспособленной к современным общемировым ценностям оригинальной философии, синтезирующей древнейшую, традиционалист­ски рафинированную духовную культуру.
 
Ст. опубл.: Общество и государство в Китае: XXXIV научная конференция / Ин-т востоковедения; Сост. и отв. ред. Н.П. Свистунова. – М.: Вост. лит.,  2004. – 304 с. С.129-133.